Небесный аргамак истории.
Сквозь бревенчатые стены слышно, как всхрапывает Михман Гирей, уютно похрустывая сеном, и гремит ведром Готика – ей, видно, уже надоело тепло конюшни. Михман Гирей “в быту: сдержан и крток. Его не всегда удержит, когда он того не захочет, даже опытный наездник, но он будет предупредительно мягким и послушным под десятилетней моей дочерью на лесной тропе. Пока Михман был один, я была спокойна. Он, например, никогда не делал попыток выбраться из левады, разве что приходил изредка к нему наш деревенский добропорядочный серый конь Василий с красивой головой орловского рысака на туловище тяжеловоза и, толкнув своим “плечиком” бревно изгороди, уводил Михмана на вольные выпасы в ближайшие овраги. Михман вообще любит домашний уют. Во время трескучих морозов 1978 года, когда температура воздуха опускалась ниже 40 градусов, а в конюшне было минус 20, я поселила Михмана Гирея в своей комнате с письменным столом, шкафом, книжными полками, и заставить выйти его оттуда “на волю” пришлось только с помощью хитрости и лакомств. Но с появлением Готики мы потеряли покой – стоило ее выпустить в леваду, как к нам бежали соседи: “Ваша лошадь убежала!” Она подлезала и переползала через изгородь, выискивала слабый опорный столб, открывала нехитрый деревенский запор калитки – к любому препятствию она подходила творчески и изобретательно. Как-то, перегородив довольно узкий проход тремя канатами, я пустила Готику в сад. Выбралась она оттуда, как только ей надоело там щипать траву, - поставила ногу на нижнюю веревку, грациозно просунула под второй канат голову, подняла его шеей и рыбкой выскользнула на волю...
Две лошади, два совершенно разных характера, две индивидуальности. И мне уже трудно связать Гттику и Михмана – таких привычных, домашних, настоящих членов моей семьи, с теми торжественными словами, которые тысячелетия назада античным поэтом Оппианом были сказаны, в общем-то, о них: “Кони Несеи превосходят всех своей красотой. Это кони, достойные могущественных царей, прекрасные с виду, мягко выступающие под всадником, легко повинующиеся удилам, высоко несут они свою кордую горбоносую голову, и славой реют в воздухе золотые их гривы.” И с той фразой, что уже в наши дни о них же сказал В. О. Витт – как о драгоценностях, хранящих “последние капли того источника чистой крови, который создал все верховое коннозаводство мира”...
1.
Вопрос о том, где впервые человек обуздал дикую лошадь, решался до недавнего времени практически однозначно. После длительных споров и гипотез все большее число исследователей стало называть Среднюю Азию III тысячелетия до новой эры.
Но в середине пятидесятых годов профессор Тимирязевской какдемии В. О. Витт, исследователь, сочетавший в себе энциклопедические знания древней истории, археологии и памятников искусства с талантом зоотехника, сопоставив различные роды (или породы) семейства лошадей – ослов, полуослов, онагров, тарпанов – и собственно лошадей по ареалам диких форм и биологическим особенностям, пришел к выводу, что одомашнивание дикой лошади происходило “в степях и нагорьях нашего умеренного климата”. А спустя несклько лет этот вывод был подтвержден палеонтологами и археологами.
Изучив сотни тысяч костей, найденных при раскопках древних поселений от Дуная до Волги, советский палеонтолог В. И. Бибикова заключила, что уже в четвертом тысячелетии до новой эры в Волго-Донском междуречье существовали хозяйства “коневодческого типа”. Следовательно, писала она, начальные этапы процесса одомашнивания лошади отодвигаются на значительно более древние времена, чем считалось раньше. Основные данные для такого вывода были представлены арехологическими раскопками близ украинского села Дереивки, поселения так называемой среднестоговской культуры. Анализ костей животных, найденных на поселении, показал, что 74 процента домашних животных здесь уже тогда составляли лошади. Особенно примечательно было культовое захоронение черепа жеребца и двух собак, найденное рядом с очагом. Кроме того, в Дереивке были найдены и детали верховой узды – самые ранние из известных науке. По костным останкам палеозоологи воссоздали облик древнейшего домашнего коня, с которыми была связана конная слава южнорусских степей, - быстроногих, выносливых, неприхотливых, но невысоких скифских лошадей: рост дереивского жеребца составлял 144 сантиметра в холке, в то время как скифо-сарматские кони не превышали 120-130 сантиметров.
И сейчас все больше и больше исследователей склоняется к мысли, что именно здесь, в одном из центров формирования индоевропейской группы племен, в IV тысячелетии до новой эры начался отсчет той истории, которую невозможно представить без оседланного и запряженног в плуг и повозку коня.
Данные о роли домашней лошади в хозяйственном укладе племен III тысячелетия до нашей эры скудны и обрывочны. Но уже с конца этого тысячелетия и начала следующего, то есть когда индоевропейский мир пришел в движение, сведения о домашних лошадях в Передней Азии, Египте, на Кавказе и Сибири становятся все более многочисленными, яркими, красочными. Здесь и египетские барельефы, и среднеазиатские наскальные изображения, клинописные тексты и переписка царей, ассирийские и иранские рельефы. Даже в Передней Азии – на родине большинства домашних животных, лошадь появляется вместе с первыми индоевропейскими племенами, принесшими сюда культ священных коней, колесницы и конные ристания. И те навыки в конном тренинге, которые и сегодня поражают своей продуманностью и деталировкой.
Первой волной индоевропейцев в Передней Азии были так называемые “матаннийские арии” - группа племен, обитаввших на территории царства Митанни и соседних с ним районов Северной Месопотамии. Правда, по мнению И. М. Дьяконова, индоиранцы (группа индоевропейских племен) не дошли до Митанни, а были ассимилированы местными племенами – хурритами. И уже хурриты, переняв у них конные навыки и термины, явились основателями “конной эры” переднеазиатской истории. Но как бы там ни было, бесспорно, что именно индоевропейцам обязаны эти места появлением оседланного и запряженного коня. И этим конем, судя по всему, был предок современных ахалтекинцев.
В 1931 году выдающийся чешиски исследователь Б. Грозный опубликовал расшифровку хеттского трактата о тренинге колесничных лошадей. Время написания трактата – XIV век до новой эры, автор – митанниец Киккули. Описанный им тренинг до деталей схож с приемами, которыми еще в XIX веке туркмены готовили к скачкам своих аргамаков-ахалтекинцев.
2.
“Когда день только начинается, а ночь кончается, я иду в стойло и возглашаю по-хурритски к Принкар и Саушга, чтобы они дали здоровье для лошадей, а потом веду их на ипподром.”
День первый. Можно предполагать, что лошади только что попали сюда, может, это военная добыча из отдаленных стран, может, их привели в поводу или в колеснице с ближайших конных заводов. Они выращены, выезжены, колесничие знают, чего можно ждать от каждой. Но цель первых четырех дней – сравнить их между собой по статям, по резвости и выносливости, чтобы главный конюший получил представление, с какими лошадьми предстоит ему работать долгие месяцы усиленного тренинга, в результате которого они могли бы проскакать и пробежать переменным аллюром в сутки более 80 километров.
В первый день коней работали три раза утром и два вечером, прошли они 24 километра рыси при резвых кончиках галопа в полтора километра. Лошадей после работы поят, кормят, как в недавнем прошлом ахалтекинца, с руки люцерной , задают ячмень, свежую траву, рубленую солому.
Второй и третий день дают несколько ослабленную работу (29 и 18 километров рыси), но из корма – только свежую траву.
Четвертый, решающий день. Пробная, проверочная скачка – без еды лошадь должна пробежать 12 километров рысью и столько же проскакать галопом. Нагрузка серьезная, после длительной ежедневной тренировки только через пять месяцев лошадям предложат такую работу.
С этого же, четвертого дня начинается второй этап – десятидневный цикл “подсушивания” у туркмен и усиленного “потнения” у хеттов. Цель ясна, нужно сбросить лишний вес у лошади и наладить дыхание. Утром после скачки конь распряжен, покрыт попоной и приведен в жарко натопленную конюшню. Ему дают ведро соленой воды и солода, а затем, когда пот течет ручьем, ведут к реке купаться. И так весь день! Постепенно число купаний сокращается до пяти, трех и наконец одного раза, причем в последний день лошадей чистят и умащивают специальным маслом. Кормят мало. Нельзя не вспомнить здесь, как туркмены “шагали” лошадей под несколькими кошмами до десяти километров, а в английском скаковом тренинге (не с первыми ли ахалтекинцами пришли к ним эти методы?) давали закутанным в попоны коням по 5-6 километров галопа, пока из-под попон не начинал течь пот, или устраивали им “турецкую баню” (а на Руси - “русскую).
Следующий этап – восьмидневный отдых – опять объединяет хеттский тренинг с туркменским. Лошади стоят в денниках, их обильно кормят зерном и свежей тарвой, затем моют горячей водой, умащивают маслом и два дня держат на приколе без пищи. С двадцать четвертого дня начинается постепенное втягивание в работу. Без колесниц, только по вечерам, в поводу кони проходят 600 метров в первый день и по 12 километров ежедневно в последующие, днем стоят в конюшнях без корма, лишь на ночь получая вволю люцерны.
С тридцать седьмого дня – новый десятидневный цикл. Кони запряжены в легкие колесницы, они только шагают и рысят, проходя от 3 километров в первый день, постепенно увеличивая нагрузку до 12 километров. В дополнение к похлебке с рубленой соломой добавляют зерно, а на ночь задают свежую траву.
Начиная с сорок восьмого дня до конца тренинга, то есть до начала седьмого месяца, - четко продуманная система постепенного увеличения нагрузки.
...И снова четкая аналогия с тем, как туркмены готовили своих коней к набегам, когда им предстояло на протяжении десяти – двенадцати дней ежедневно проходить со всадником и вьюком по 120 километров, а то и больше. На протяжении десяти дней ежедневно дают одинаковую работу – например, 18 километров рыси и 420 метров галопа, а на одиннадцатый день – рысь и уже 1800 метров галопа. Затем идут два дня облегченной работы и начинается вновь десятидневный цикл по новой схеме: 24 километра рыси и те же 420 метров галопа. Надо отметить, что за все время не считая специально выделенного в начале периода отдыха, не было ни единого дня, когда бы лошадь была полностью освобождена от работ.
На третьем-пятом месяце тренировки наступает, очевидно, самое жаркое время года – лошади работают по ночам. Правда, в те дни, когда давались проверочные галопы, работа производилась по утрам и вечерам.
К концу четвертого месяца достигает максимума работа рысью – после проверочного галопа на 2280 метров (при рыси – 16,2 километра) шесть ночей лошади проходят по 42 километра рысью при полукилометре галопа, а затем в одну ночь 84 километра рыси, при том же галопе, и вновь восемь ночей по 42 километра при полукилометре галопа – такую нагрузку дают в наше время лошадям, лишь идущим на побитие рекорда.
Следующие месяцы посвящены выработке усиленной резвости. Уменьшается дистанция для рыси (от 30 до 16 километров) и увеличивается для галопа. В шестом месяце дистанция, проходимая галопом, продолжает увеличиваться – с 4 до 26 километров. Причем, как и при туркменском тренинге, коней запрягали и выводили тренировать пять-шесть раз за сутки в разное время дня.
3.
Я столь подробно позволила себе пересказать трактат Киккули не для того только, чтобы моему читателю стало отчетливо видно, до какого совершенства дошло умение обращаться с конем за исторически очень короткое время. Этот трактат – свидетельство того, что слава среднеазиатских коней (а сходство туркменского и хеттского тренингов – еще одно доказательство использования в боевых хеттских колесницах именно предков ахалтекинцев) еще три с половиной тысячи лет назад гремела по миру великих восточных цивилизаций. И с тех пор уже не меркла никогда.
О них писали древнегреческие историки и географы, захватить такую добычу стремились все полководцы древности. Китайский император из глубин Небесной империи отправляет в Давань (современную Фергану) шестидесятитысячную армию и шесть тысяч конных воинов (102 год до новой эры) за “бесценными даваньскими лошадьми” - и в результате тяжелого долгого похода получает несколько десятков аргамаков и обещание “ежегодно преставлять по паре лошадей небесной породы”. А публикуемые здесь изображения, в которых мы узнаем совершенный силуэт и непревзойденную стать ахалтекинца, - лишь малая часть той портретной коллекции “небесных аргамаков”, что оставила нам история на бесчисленных рельефах, монетных чеканах, вышивках, древних коврах.
В залах Эрмитажа выставлено уникальное погребение алтайского вождя, мумия которого, многочисленные кони, меховые вещи, прекрасные войлочные ковры и деревянные сооружения были сохранены вечной мерзлотой в знаменитых Пазырских курганах. Благодаря мерзлоте дошла до исследователей и мумия крупного золотисто-рыжего жеребца с изящной головой, красивой шеей, стройного, хорошо выезженного – на нем не было ни царапины, ни следа нагайки. В этом коне нельзя не узнать ахалтекинца. Очевидно, он попал сюда в результате торговли или как военная добыча из среднеазиатских оазисов, так как заметно отличался от низкорослых степных лошадей, которые в качестве приношений были положены в ту же могилу. Близки по экстерьеру к ахалтекинцам кони с рельефов знаменитой скифской вазы из кургана Чертомлык. Похожи на них кони с золотой пекторали Толстой Могилы – это породные, нарядные, высоко стоящие на тонких ногах, с изящными гордыми головками, выразительным, огненным взглядом. Белых, как снег, знаменитых несейских коней, что шли в жертвенных процессиях персидских, парфянских и бактрийских царей, мы узнаем на всемирно известных восточных серебряных сосудах.
А позднее, когда Азия, как “народовержущий вулкан”, выплеснула в Европу из Приаралья сармато-аланских конных воинов, портретные изображения ахалтекинцев появляются на барельефах Неаполя Скифского в Крыму – столицы крымских скифов, и в росписях керченских склепов. А затем с ними познакомили Европу арабы – именно с ними, так как коней арабской породы тогда еще не было.
И если вас спросят : “А как же древнейшая в мире арабская порода?”, то можете ответить – легенда о древности арабской породы лошадей в Европе появилась лишь после крестовых походов. А для самих арабов, настоящих знатоков лошадей, слава среднеазиатских аргамаков оставалась непревзойденной!
“Когда он верхом на хуттальском скакуне гарцует, то конюший его кажется правителем Хутталяна”, писал Хагани. А ему вторил Низами: “Сел Искандер на того хуттальского скакуна. Точно гора поднялась и точно молния сверкнула”.
Знаменитый арабский географ IX века новой эры Ибн-Хордадбех поэтически пересказал старинную легенду о том, как в горах Средней Азии во время водопоя среди табуна каждый день появлялся прекрасный “сверхъестественный” жеребец и утром вновь исчезал в водах источника, как родились жеребята “крупные, превосходные, красивые станом. И поймали арканом одного из жеребят и, оседлав его, объездили. И он точно летал между небом и землей, послушный узде, легкий в беге”. Позднее ахалтекинских коней прославляли Марко Поло ( XIII век) и наш знаменитый соотечественник – тверской купец Афанасий Никитин. На Русь тогда ахалтекинцы попадали под именем “фарей” и “скоков”, “аргамаков добрых”, причем эти кони стоили в десятки раз дороже “отборных ногайских”.
Список пород, восходящих к ахалтекинским лошадям, обнимает чуть ли не все культурное коннозаводство мира.
В этом можно убедиться, сравнивая те черты экстерьера и внутренних качеств лучших представителей породы, которые составят обобщенный портрет современного ахалтекинца. Взгляните на точеную его головку – легкую, сухую, с прямым профилем или изредка горбоносую; на большие глаза – выразительные, строгие и горящие огнем, иссиня черные, иногда песочно-желтые; на длинную шею – тонкую, с удивительно красивым лебединым изгибом. Спецификой ахалтекинца является гордо вертикально поставленная шея, особенно на галопе и карьере, и под острым углом приставленная к ней голова, высокая холка, длинная, с изысканной линией спина. Ноги сухие, прочные, с хорошо отбитыми сухожилиями, с правильными бабками, очень прочными и аккуратными копытами.
Именно этими чертами ахалтекинец узнается на старинных гравюрах первых чистокровных лошадей в Англии и верховых орловских коней в России начала XIX века.
4.
Ахалтекинцев никогда не содержали табунами, но у каждой войлочной юрты туркмена всегда стоял под несколькими кошмами жеребец, а где-нибудь в отдалении паслась кобыла с жеребенком. Это была высшая ценность туркмена.
“Если имеешь один день жизни – был бы конь, если имеешь два дня жизни – была бы жена”, - гласит старинная туркменская поговорка. Знаменитый путешественник XIX века А. Вамбери писал: “Эти красивые животные стоят всех потраченных на них трудов... в самом деле существа удивительные, ценимые сынами пустыни дороже жен, дороже детей, дороже своей собственной жизни...”
К сожалению, среди тех знаменитых ахалтекинцев, чьи изображения представлены здесь, нет того, кем мне бы хотелось закончить эту краткую экскурсию, - великого коня Бек-Назара. Но эта удивительная история, ставшая легендой, думаю, дополнит общий портрет “небесного аргамака”.
В начале нашего века Бек-Назар был известен всей Туркмении, ибо ему удалось вырастить непревзойденного жеребца Бек-Назар-Дора (в Туркмении жеребцу давали имя хозяина, прибавляя только название масти). Весной и летом седобородый Бек-Назар, единственным достоянием которого был неизменный старый халат, баранья шапка и конь в богато украшенной серебром и камнями уздечке, кочевал по туркменским становищам. Каждый желал видеть его своим гостем, снабдить деньгами и едой, чтобы через три года иметь счастливую возможность выставить сына знаменитого скакуна на скачках. Стоило Бек-Назар-Дору только проскакать легким галопом перед восхищенными толпами зрителей, и Бек-Назар получал почетный приз.
Бек-Назары были глубоко привязаны друг к другу. Никогда и мысли не было у человека продать своего друга, хотя ему сулили 15 тысяч серебром, что было тогда огромной суммой. Жеребец платил ему небывалой верностью: чужой не мог не только взнуздать или оседлать его, но даже напоить. А когда Бек-Назар-Дора все же украли, горе хозяина было столь велико, что он пообещал отдать свою дочь за того, кто вернет ему коня. Но конокрады возвратили его сами, так как в неволе конь никого не подпускал к себе, отказавшись от воды и корма.
Время старило обоих, Бек-Назару все труднее было накормить и, главное, обезопасить своего друга, поэтому в декабре 1933 он привел двадцатилетнего жеребца на Государственный конный завод и остался при нем.
Мы с тревогой читаем в Красной книге о видах, число которых в мире достигает той рубежной цифры, когда под угрозой оказывается возможность их дальнейшего существования. Домашняя лошадь не внесена в нее. Но нельзя забывать, что в подсчет численности поголовья входят и якутские лошади, выдерживающие 50 – 60-градусные морозы, низкорослые и мохнатые, словно сошедшие с пещерных фресок древнекаменного века, и стройные и крепкие гнедые и караковые кабардинские кони, которым не страшны скальные кручи, осыпи и стремнины горных рек, и золотистые и изящные карабахи, и маленькие хевсурские лошадки, арабские и терские кони, дончаки, чистокровные верховые... Табун же ахалтекинцев, собранных со всего мира, насчитает лишь около полутора тысяч голов.
Но это – все те, кто считается ахалтекинцами, а чистопородный их табун может уместиться в леваде Готики и Михмана. Слова В. О. Витта о последних каплях источника чистой крови – не метафора.
Если поднять коннозаводские книги и по годам составить график численности ахалтекинцев так называемого производящего состава, то мы увидим, как кривая поголовья растет с начала века, в пятидесятых годах резко оборвется вниз, затем станет монотонно приближаться к нулевой черте. И бедой ахалтекинского коннозаводства явились не бескормица, плохие выпасы или сложности ухода, а постоянное скрещивание с английской чистокровной лошадью для повышения скакового класса. И если бы не энтузиазм таких зоотехников-селекционеров, как профессор М. Белоногов, М. Черкизова, В. Шамборант, в последнее время Т. Рябова, то, может быть, наши потомки внесли бы ахалтекинскую лошадь в список исчезнувших животных: после того, как несколько лет назад у всех ахалтекинцев производящего состава были сделаны анализы крови, выяснилось, что у нас число чистопородных ахалтекинцев, родословная которых не несла бы в себе примесей “английской” крови, составило всего несколько десятков. Несколько десятков “небесных аргамаков”, хранящих в себе генофонд всех культурных конных пород.
]
Каждая эпоха оставляла свои портреты “небесных аргамаков”. Евразийские всадники-скифы, как бы сросшиеся с конем кентавры, наводившие ужас на соседние народы, и в искусстве остались навечно рядом. На изображениях на скифских вазах мы видим, что у них были не только низкорослые простые лошади, но и высокоаллюрные скакуны, в которых угадывается стать ахалтекинца (4).
Те же черты экстаерьера – в бронзовом коне, управляемом Александром Македонским (1)
и в сказочных силуэтах, оживших под рукой средневекового мастера (3)
в полных динамики древнеассирийских рельефах (5)
и в фигурной детали конской упряжи. Найденной на территории Северного Ирана (2)
В. Ковалевская,
кандидат исторических наук
журнал “Знание – сила” сентябрь 1983
Вход
Регистрация
FAQ
